Как-то Анри Матисс, навещавший своего друга Ренуара, прикованного болезнью к постели, спросил его, почему тот продолжает работать, несмотря на страдания. Огюст ответил: «Боль проходит, а красота остаётся». Эту историю мне рассказал замечательный художник, наш земляк Расих Ахметвалиев во время нашей с ним беседы о творчестве, о служении прекрасному и о месте творца в нашей жизни.
– Начало твоей творческой деятельности пришлось на восьмидесятые годы, какими они были для тебя?
— Я в то время закончил институт, преподавал в художественной школе, мы с друзьями-художниками устраивали всевозможные перформансы и инсталляции, пытались заявить о себе огромными полотнами. Выставки середины восьмидесятых были скорее авангардными, мы пытались сломать уже сложившиеся стереотипы, хотя известно, что новое — это хорошо забытое старое. Тем не менее это была работа над собой, мы тогда выясняли границы наших возможностей, пробовали эти границы на прочность, соединяли внутренний мир с реальностью. Мы были молоды, амбициозны, точно знали, что покорим весь мир. Я думаю, что мы были тем новым поколением, той группой творческой молодёжи, которая действовала без оглядки на указующие директивы, на каноническое обучение, правда, у нас были замечательные предшественники, те самые «шестидесятники», показавшие, что искусство намного шире официальных рамок.
— Да, в середине восьмидесятых творческая жизнь в Уфе напоминала кипящий котёл: рок-фестивали, поэтические баталии и выставки молодых художников.
— Неофициальные выставки мы проводили часто, и они пользовались успехом, но именно участие в официальных выставках давало нам, молодым художникам, возможность заявить о себе. Общение на таких показах расширяло рамки видимого мира, обогащало духовно. И надо заметить, здесь, на периферии, властьимущие были более лояльны к художникам, чем в центре. К тому же, я думаю, национальный акцент в наших произведениях давал нам какую-то поблажку, да и удалённость от всевидящего ока партии тоже была на руку. Словом, к моменту создания группы «Чингисхан» я уже набрался опыта, выработал свою живописную манеру.
— Если можно, о «Чингисхане» поподробнее.
— К девяностым годам мы с друзьями подумывали о таком объединении, которое могло бы представлять наше творчество на различных уровнях, как у нас, так и за рубежом. А у нашего друга Наиля Латфуллина уже был проект «Чингисхан», в который мы органично и влились. Наиль был мотором группы, генератором идей, в нём просто бурлила жажда перемен. Кроме меня в объединение вошли прекрасные, самобытные художники: Василь Ханнанов, ставший после ухода Наиля руководителем объединения, Ринат Харисов, мой брат Ильдар и много других близких по духу друзей.
Сегодня «Чингисхан» объединяет различные культурные программы, это и молодёжные экспериментальные проекты, и выпуск «Высоко Художественного Журнала», посвящённого современному искусству Башкортостана. «Чингисхан» является соучредителем галереи «Мирас». Уже более десяти лет в Уфе существует Музей современного искусства Республики Башкортостан имени Наиля Латфуллина. Наше творческое объединение не административное, это просто содружество такое, хотя именно в группе нам было легче в своё время продвигать наши работы на главных питерских и московских выставках.
— Ведь как раз с выставки в Манеже, насколько я помню, твоим картинам открылся путь в европейские художественные галереи?
В башкирском селе, где дети вынуждены были ходить в школу с топорами, стали появляться первые блага цивилизации
— Да, но до этого ещё была эпохальная экспозиция «Чингисхана» в Санкт-Петербурге во Дворце имени Ивана Газа, выставка башкирских художников в австрийском Зальцбурге и зарубежный опыт работы в Америке, где я вышел на новый уровень живописи — с абсолютно новыми материалами, которых не было в нашей стране и с которыми мои работы зазвучали совершенно по-другому. А уже на выставке «Арт-Москва» со мной связался специально приехавший для знакомства со мной известный французский галерейщик Робер Барту, который предложил мне поработать во Франции и при этом быть представленным в его художественных галереях в постоянных экспозициях. Предполагалось, что я поработаю один год, но этот год растянулся на восемь лет очень плодотворной работы.
— Восемь лет вдали от Родины это очень много…
— Я с Россией связь не терял: участвовал во всех выставках «Чингисхана», каждый год привозил работы для персональных выставок.
— Сколько же персональных у тебя было?
— Специально не считал, но где-то около тридцати.
— Со времени образования вашей группы — почти две выставки в год — очень большой объём работы! Как на это хватает сил и времени?
— Так ведь дело любимое! Правильно говорят, что гармония — это когда начинаешь зарабатывать любимым занятием.
— Надо сказать, что многие искусствоведы ещё до твоей работы во Франции, сравнивали твои произведения с полотнами великих французских импрессионистов, а сам ты это ощущаешь?
— Мы ведь учились на лучших представителях западного искусства, и мне близко творчество французских художников. Мне так же близки и библейские сюжеты, часто использовавшиеся в западноевропейской живописи, их я тоже стараюсь отобразить в своей работе.
— Может, некорректный вопрос, но почему ты не остался работать в Европе, где столько возможностей, да и жизнь спокойнее?
— Ещё в девяностые, когда работал в Америке, я часто встречался с эмигрировавшими из России художниками, писателями. После всех разговоров с ними, после знакомства с их зарубежным творчеством у меня осталось только одно ощущение: с обрезанными корнями творчество затухает, без постоянного общения с близкими по духу человек начинает вариться в собственном соку, а себе я такой участи не желаю. Есть, конечно, отдельные примеры успешной творческой жизни наших соотечественников в западных странах: Шемякин, Кабаков, писатели Аксёнов, Войнович, прекрасные танцовщики Нуреев, Барышников. Их работы ценит весь мир, но, и это очень чувствуется, пронизаны они русским смыслом, духом Родины, и творят они всё-таки для России.
— Ещё учась в институте, ты работал в художественной школе, а сейчас хватает времени передавать свой опыт юному поколению?
— Я учился на третьем курсе института, когда стал преподавать живопись во второй художественной школе. Педагогика — это, конечно, призвание, и обучением должны заниматься настоящие подвижники, я знал, что многое могу дать детям, а так как по образованию я ещё и педагог, то работал в школе с удовольствием, и отдал этому целых шестнадцать лет. Теперь я больше занят творчеством, свободного времени очень мало, но всё равно мы стараемся проводить творческие встречи и мастер-классы для молодых художников, ну и вторую художественную тоже не забываем.
— Ты сейчас существуешь как бы в двух измерениях, на Родине и за рубежами её, как тебе работается в таком режиме?
— Для меня ведь нет вопроса, где легче дышится, и вопрос свободы творчества тоже не ко мне, я внутренне свободен, просто мне удобнее работать дома, а выставки я провожу регулярно как здесь, так и во Франции, кроме постоянных экспозиций моих работ во французских галереях у меня там проходят и ежегодные показы.
— Спасибо, Расих, что уделил время для интервью, новых тебе творческих удач!
