– Моего Данила прямо спросили: «Чего бабушка там волнуется, думает, детей на органы сдали?» – рассказывает Нина Макеева. – Когда он мне эти слова передал, я чуть не упала. Как вообще можно такое ребёнку говорить?
«Внутрисемейное» дело
О так называемом «деле Макеевых», я узнала совершенно случайно. 14 июня отправилась по заданию редакции освещать пикет, который проходил в Уфе по инициативе общественного движения «Суть времени», и там познакомилась с активистами Родительского Всероссийского Сопротивления — Элеонорой Николовой и Инной Назаровой. После нашего общения в душе остался неприятный осадок, но винить в этом собеседников не имело смысла. Причиной стала сама тема разговора.
Тогда я была знакома с основными постулатами ювенальной юстиции только в общих чертах, сталкиваться лично с её издержками, слава Богу, не доводилось. Но на пикете мне рассказали, как ювенальные законы действуют в реальной жизни. И именно на пикете я впервые всерьёз задумалась: рождение ребёнка в нашей стране — это не просто некий физиологический процесс, это самые настоящие военные действия, когда родители вынуждены ежедневно держать оборону и отстаивать перед государством своё право воспитывать собственного малыша.
Нина Николаевна Макеева — самая обычная женщина. Я не оговорилась — именно обычная, потому что трагедиями в России уже давно никого не удивишь. Наверное, поэтому в 2008, потеряв в течение полугода двух дочерей, а потом и мужа, не выдержавшего череды несчастий, Нина Николаевна не сдалась и взяла на себя ответственность за воспитание троих внуков — Данила, Артёма и Дениса.
Беды, правда, на этом не закончились. Пожилую женщину и её внуков стал навещать гражданский муж одной из дочерей — Анвар Ахунов, отец самого младшего мальчика — Дениса. Как рассказала сама Нина Николаевна, изначально, исполняя решение органов опеки, она разрешала ему видеться с ребёнком, не препятствовала, когда мужчина забирал сына на выходные в деревню. Всё это продолжалось до тех пор, пока сестра Анвара Ахунова не привезла мальчишку домой всего в грязи. Причиной подобного инцидента стало пьянство отца, из-за которого ребёнок остался без присмотра. После этого бабушка решила больше не отпускать от себя внука. И тогда начались угрозы: Анвар Ахунов пообещал женщине «организовать проблемы». Мужчина ранее был судим, часто выпивал, в семье его боялись. По словам Нины Николаевны, его гораздо больше волновала жилплощадь, чем собственный сын: он требовал прописать его на тех же квадратных метрах, где бабушка проживала вместе с внуками. Чтобы оградить мальчишек от нежелательных визитов, женщина пошла на крайние меры — обратилась за помощью в органы опеки. Дальнейшее развитие событий сложно даже представить: чиновники, сославшись на то, что конфликт является внутрисемейным делом, отказались вмешиваться.
Сейчас точно неизвестно, воплотил ли мужчина свои угрозы в жизнь или постарался кто-то ещё, но в 2010 году сотрудница опеки сообщила Нине Николаевне, что на неё поступила жалоба. Женщину обвиняли в злоупотреблении спиртным, а косвенно и в отсутствии у неё возможностей для воспитания внуков. Со слов Нины Николаевны известно, что сотрудниками опеки не была проведена экспертиза, не было никаких документов, подтверждающих факт «алкоголизма». На женщину просто «надавили», а она, испугавшись перспективы лишиться последних близких людей, согласилась пройти кодирование в кабинете анонимного лечения.
Инцидент произошёл в столице Башкирии. Там в минувший четверг местный житель, возвращаясь домой, решил сократить дорогу и переплыть реку Белую.
Удивляться тут нечему. Пожилые люди в нашей стране часто становятся жертвами мошенничества или произвола. Причин несколько: возраст, юридическая неграмотность, нежелание вступать в борьбу с устоявшейся системой. Нина Николаевна боялась потерять внуков, поэтому согласилась «лечиться» от несуществующего порока. К сожалению, тогда она даже не могла подумать, что справка из наркологического диспансера может сыграть против неё.
Кодировалась женщина 16 февраля 2010 года. Но вот что любопытно: в тот же день в отношении Макеевой Нины Николаевны был составлен акт, согласно которому она находилась в это время дома в нетрезвом состоянии. Более того в тот же день женщину умудрились привлечь к административной ответственности за употребление спиртного и оштрафовать на 500 рублей! Это немыслимо, потому что при кодировании даже самая незначительная доля алкоголя в организме может привести к необратимым последствиям. Женщине, страдающей к тому же гипертонией, грозила бы верная смерть. Однако органы опеки эти явные несоответствия абсолютно не смутили.
К сожалению, жертва Нины Николаевны оказалась напрасной. В мае 2011 года под давлением органов опеки женщина была вынуждена отвезти детей в ГУ «Комплексный центр социального обслуживания населения «Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних «Данко». А 17 мая отдел опеки и попечительства выдал ей заключение об отстранении от обязанностей опекуна.
Дальнейшая судьба детей также не может не вызывать вопросов к чиновникам. Во-первых, в результате действий органов опеки дети оказались разделены. Старший — Данил — сейчас находится в детском доме для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей Стерлитамака, а двое младших — Артём и Денис — в патронатной семье, в одной из деревень Башкирии. Это фактически является нарушением пункта 3 статьи 124 Семейного кодекса Российской Федерации, который гласит: «Усыновление братьев и сестёр разными лицами не допускается, за исключением случаев, когда усыновление отвечает интересам детей». Какие интересы преследовались в данном случае?
Кроме того, со слов активистов Родительского Всероссийского Сопротивления мне стало известно, что Артём и Денис оказались в башкирской деревне в патронатной семье, где практически не говорят по-русски. Мальчишки, не знающие ни башкирского, ни татарского языков, оказались лишены возможности нормально общаться со сверстниками. При этом пункт 1 статьи 123 Семейного кодекса РФ никто не отменял: «При устройстве ребёнка должны учитываться его этническое происхождение, принадлежность к определённой религии и культуре, родной язык, возможность обеспечения преемственности в воспитании и образовании».
Нина Николаевна не успела своевременно оспорить постановление о лишении её опекунских прав. Адвокат, которому она доверила вести дело, ввёл её в заблуждение и потребовал за свои услуги огромных денег. Это стало решающим фактором, ведь средств у бабушки после трёх похорон не было. В результате родных людей разлучили, лишили их возможности нормально общаться.
Поддержать женщину пришёл весь дом
К тому времени, когда я узнала об этой, мягко говоря, странной ситуации, Нина Николаевна подала иск на администрацию Стерлитамака в городской суд и с тревогой ждала, когда будет назначено заседание по делу. И сама женщина, и её адвокат, опасаясь, что публикации в СМИ могут повлиять на решение суда, попросили не освещать эту историю в газете. В таком подвешенном состоянии все участники дела находились примерно месяц.
26 июня 2013 года было вынесено определение о назначении дела к судебному разбирательству. Открытое заседание должно было состояться 10 июля 2013 года, поэтому накануне я выехала в Стерлитамак, чтобы лично присутствовать на слушаниях.
К зданию суда я подъехала заранее, чтобы избежать возможных недоразумений. Примерно за полчаса до начала заседания в коридоре начали собираться люди — в основном пожилые женщины. Из их разговоров было понятно, что они хорошо знают Нину Николаевну, поэтому я решила задать им несколько вопросов. Сразу оговорюсь, что спрашивать мне практически не пришлось. Женщины были настолько возмущены происходящим, что обрадовались возможности выразить своё негодование. Больше всего их возмутил тот факт, что Нину Макееву обвинили в алкоголизме.
В известном на всю Уфу «доме-убийце» на Кирова 43/2 едва не погиб подросток. 15-летняя школьница упала с пятого этажа на четвертый недостроенного дома и сломала позвоночник.
— Не правда это, — горячится Инна Никифоровна Овчинникова, — не пьёт она! Я вот всем всегда говорю: я не пью сорок пять лет. После того как родила ребёнка, больше спиртного в рот не брала. А ведь вот попробуй кому докажи, что это так. Вот и у Нины та же ситуация. Она в 2002 году в наш дом переехала, и ни разу я не видела её пьяной. А детей всё равно забрали. Она троих похоронила, такое горе, а тут ещё и внуков лишили. Когда всё произошло, я готова была растерзать этих людей. Детки очень хорошие. Вежливые все, даже самый маленький. Бывает, возвращаешься домой, только во двор зайдёшь, а он уже где-то возле подъезда. Другой мальчишка забежал бы, даже не задумавшись. А Дениска дождётся, дверь откроет, обязательно поздоровается. В нормальных, благополучных семьях не всегда бывают такие дети, как у Нины. А уж Данил, старший, всегда с моим Данилом играли: и в футбол, и в хоккей.
— Зайдешь к Нине домой, у неё всегда цветы стоят, картины на стенах. Чистота и порядок. У меня дома нет такого порядка, — поддерживает соседку Людмила Дмитриевна Шарова.
Всего в коридоре — семь женщин. Все они живут в одном доме с Ниной Николаевной уже более десяти лет. За время нашего общения с соседями я не услышала о ней ни одного худого слова, несмотря на то, что в доме все друг друга знают и каждый шаг фактически на виду. Не многие могут похвастаться! Зато я узнала ещё об одном инциденте, который никоим образом не красит сотрудников отдела опеки и попечительства.
— А незадолго до того, как детей у неё забрали, ещё один случай был. Помню, я тогда спускалась по лестнице, и увидела, что возле квартиры Нины стоят Раиса Максимовна, завуч из нашей школы, и сотрудники опеки. Орут на весь подъезд. Я очень удивилась, спросила, что происходит. Ответ меня, признаюсь, ошарашил: якобы Нина в квартире пьяная лежит, закрылась и никого не пускает. Я говорю: «Раиса Максимовна, вы что? Я недавно её видела, с чего вы это взяли?». А они своё продолжают гнуть: забирать нужно детей, через окно лезть, через балкон. Данила, старшего, из школы забрали, прямо с уроков, велели ему лезть через балкон, чтобы открыть дверь квартиры. Данил отказался. Это настоящий ужас был. Крик, шум на весь подъезд, — рассказывает Инна Никифоровна. — Но самое страшное, что прошло совсем немного времени, а детей уже отдали в семью. Я слышала, там целое хозяйство: шесть телят, куры и чего ещё только нет. В этой ситуации приёмные дети — это дополнительная рабочая сила. А за них же ещё и выплаты положены! Вы слышали, с 1 января опеку повысили? У меня сын инвалид, я по личному опыту знаю об этом. Раньше платили мало, а сейчас что-то в районе шести тысяч, почти прожиточный минимум. Так ещё с 1 января сделали перерасчёт. Я получила ого-го какие деньги, вообще была удивлена. Представьте там, как они получили за двоих.
Закрытые двери открытого заседания
Пока мы разговаривали, в суд подъехала сама Нина Николаевна. До этого момента я знала её только с чужих слов, а сейчас получила возможность составить собственное мнение об этой женщине. Аккуратная одежда и причёска, чуть подкрашенные губы — она никак не производила впечатления запойной алкоголички, которой её пытались изобразить. Разговаривала со мной очень доброжелательно, пообещала найти время для беседы после заседания суда. Женщина всячески пыталась сохранять спокойствие, выдала её внутреннее состояние только одна фраза: «Поговорим, конечно, потом. Если только мне хватит сил всё это пережить».
Спустя несколько минут истец, адвокат и ответчик прошли в зал суда. Двери открытого заседания закрылись, оставив в коридоре недоумевающих свидетелей и журналистов. А ещё через какое-то время нам сообщили: слушания будут проходить в закрытом режиме, таково решение судьи.
В деле нет ни уголовщины, ни государственной тайны, так чем же руководствовался суд? Позже от присутствовавших в зале мы узнали, что о проведении заседания в закрытом режиме ходатайствовала городская администрация. И формальное основание для подобного обращения нашлось: затрагивались интересы несовершеннолетних. Всё, что оставалось в данной ситуации, — сидеть в коридоре и ждать решения суда.
Обманутые дольщики Уфы - долгостроя по улице Кувыкина 125/1 - сегодня объявили третью голодовку за год. Проблему недостроенного дома чиновники не могут решить с 2015 года.
Народу, надо сказать, собралось немало. Активисты общественного движения «Суть времени», соседки Нины Николаевны, приглашённые в качестве свидетелей, девушки — представительницы детского дома, в котором в настоящее время находится Данил. Во время вынужденного бездействия я попыталась пообщаться с ними, чтобы узнать точку зрения сотрудников детского дома на происходящее, но вступать в диалог они не захотели:
— Мы не будем ничего комментировать. Позиция детского дома будет озвучена только на заседании суда, — отрезала вполне миловидная на первый взгляд блондинка, нервно тасуя в руках многочисленные документы.
— Но ведь заседание закрытое, вы прекрасно это слышали.
— Значит, всё станет известно уже после того, как будет принято решение.
Кстати, назвать свои имена девушки тоже отказались. Возникло ощущение, что за дверями слушается дело о разглашении сверхважной государственной тайны, а детский дом в этом случае предстал неким закрытым стратегическим объектом, о деятельности которого говорить вслух, вроде как, и не принято.
Кстати, чуть позже я в этом мнении только укрепилась. Узнав телефон детского дома, я решила напрямую позвонить директору этого учреждения. Эльвира Наильевна Музафарова оказалась женщиной очень милой и общалась со мной весьма охотно. Она рассказала, что бабушку знает лично, ничего плохого о ней сказать не может, а если торжественное воссоединение Нины Николаевны с внуками всё же произойдёт, то в детском доме все будут только рады. Когда я предложила Эльвире Наильевне встретиться лично, она сообщила, что не хотела бы говорить на камеру, да и добавить ей к сказанному, по её словам, больше нечего. Я продолжала нагло настаивать на своём, и мы условились, что я подъеду в детский дом сразу после окончания судебного заседания. Своё слово я сдержала, и когда всё закончилось, рванула в детский дом. Правда, пообщаться с Эльвирой Наильевной нам так и не довелось: предупредив сотрудников о возможном приезде уфимского журналиста, она отправилась по неотложным делам в отдел образования. В бухгалтерии детского дома мне сообщили, что ждать её смысла нет…
Не пожелали комментировать ситуацию и представители органов опеки. Девушка, представлявшая интересы ведомства, действовала по той же отработанной схеме, что и сотрудницы детского дома: отказалась называть своё имя и упорно молчала. Единственный вопрос, на который она сочла возможным ответить — о причинах своего отказа идти на контакт. Аргументом стало нежелание разглашать какую-либо информацию до конца судебного процесса.
В стране, где пропагандируются идеалы демократии и принцип открытости власти перед обществом, получить комментарий официальных лиц по заурядному, казалось бы, гражданскому иску оказалось невозможно. Пришлось довольствоваться источниками неофициальными.
О чём молчит опека?
— Что говорят по этому поводу органы опеки, я могу вам объяснить, — говорит Светлана Викторовна Крупенко, соседка Нины Макеевой. — «Мы детей передали в Аургазинские органы опеки. На этом наша работа закончилась». Я это знаю точно, потому что везде ходила с Ниной. Они сняли с себя полномочия: не могут поехать домой в патронатную семью и проверить, как дети живут. Ответ один: не имеем права. Куда мы только ни ходили. С директором детского дома разговаривали, она нам с Ниной сказала: я не против, чтобы вы забрали детей, но решение должны принять органы опеки, идите туда. А когда Нина пошла в органы опеки её просто выгнали из кабинета, сказали: «Нечего вам здесь делать». Они не стали с ней разговаривать.
Светлана Викторовна рассказала, что раньше дети всегда выглядели хорошо: чисто и аккуратно одетые, ухоженные. Очень вежливые. А вот причиной конфликта, по её мнению, могли стать деньги, которые бабушка получала как опекун:
— Когда она осталась одна с детьми, естественно, она начала получать за них деньги. А на эти деньги она, разумеется, должна была что-то для них покупать. Мальчишки раньше жили с мамой, и всё их имущество осталось в деревне. Она приобрела мебель: шкаф, кровати, письменный стол. Покупала и одежду. Может быть, кто-то стал ей завидовать. А чему завидовать? Она сама как спала на диване, так и до сих пор спит. Её обвиняют в том, что дети ходили грязные. Откуда это взяли? У неё машинка-автомат, зачем придумывать?
Два года в аду жительница Башкирии пытается доказать, что ее сына убили
— Зато когда их из деревни сюда привезли, чтобы в санаторий отправить, это был кошмар. На Артёмке футболка была — у многих половая тряпка чище. И сам грязный. Нина всё перестирала, новую одежду ему купила. И каждый день навещала, — поддерживает Зоя Петровна Кузьмина.
— Мне запомнился другой момент. Когда Артём гостил у Нины перед санаторием, он всё повторял: «Хочу пельмени, хочу пельмени». Нина пошла, купила килограмм пельменей. Он сидит, ест, а я на него смот-
рю и думаю: Господи, он наестся, нет ли? Ещё он рассказал, что хотел малину покушать в деревне, а его выгнали с огорода, не разрешили есть. Сказали: «Что будешь делать зимой? Это всё на варенье». На следующий день после этого разговора я ему привезла два небольших ведёрка ягод из сада, он одно сразу умял, а второе мы отобрали, боялись, что плохо станет. Видимо, в патронатной семье их плохо кормят, хотя в газете писали, что эти родители прошли специальное обучение, что они очень опытные.
Бабушка с ярлыком
Когда судья объявила обеденный перерыв в заседании и Нина Николаевна вышла в коридор, женщину просто колотило. Ей с трудом удалось попить воды: руки отказывались слушаться. По её словам, аргументы органов опеки остались прежними: детей забрали вполне обоснованно, потому что женщина пила и не могла надлежащим образом за ними ухаживать. Обвинили бабушку и в том, что холодильник у неё в доме постоянно пустовал. Не смутило опеку и отсутствие каких-либо свидетельств, подтверждающих этот факт. Нина Николаевна рассказала, что в ходе заседания неоднократно демонстрировались фотографии, на которых видно, что в квартире чисто прибрано, вещи лежат на своих местах. А вот снимков, подтверждающих обратное, у опеки почему-то не оказалось. Возмущению соседей не было предела, чаще всего из их уст раздавалось одно слово: «Враньё».
Об аргументах противной стороны рассказала и адвокат Нины Николаевны Евгения Васильевна Фаворисова:
— Основной аргумент — алкоголизм. Беспорядок. Утверждают, что в квартире антисанитарные условия. Пока идёт опрос людей, поэтому о доказательной базе говорить пока рано. Что они представят дальше — неизвестно. Пока всё на словах.
Почему органы опеки заинтересовались именно ею, Нина Николаевна не знает. Возможно, отправной точкой во всей этой истории стал звонок некоего недоброжелателя.
— Хуже всего — отношение, — плачет Нина Николаевна. — Такое чувство, что я совершила какое-то преступление. В детском доме так и сказала: разве я преступница? Человека убила или ещё что-то совершила? Мне, родной бабушке, запрещают общаться с собственными внуками. Я постоянно передачи ношу в детский дом, воспитателям подарки покупала. Почему на меня повесили этот страшный ярлык?
— Это у нас в стране любят, — усмехается Инна Никифоровна. — Оговорили, а теперь отмывайся, Ниночка, как хочешь.
Заседание продолжилось и после обеда, но в тот день решение принято не было. Опека попросила отложить слушания до 24 июля, чтобы пригласить дополнительных свидетелей. На мой вопрос, какова вероятность благоприятного исхода дела для Нины Николаевны, адвокат только молча скрестила пальцы, а затем и вовсе постучала по деревянной панели.
P. S. Когда едешь собирать материал в другой город, необходимо подписать у принимающей стороны командировочное удостоверение. В городском суде Стерлитамака ничего подписывать мне не стали. Штамп, как оказалось, они ставят только в том случае, если сами вызывают человека. А меня на заседание «никто не приглашал», это была «моя личная инициатива». В общем, всё очень законно. И очень показательно.
